О Густаве Гурьянове…

Привет друзья! Опять мои воспоминания…вспоминаю хорошего человека, художника и музыканта…с нами его нет уже четыре года…

Еще раньше, чем заняться рок-музыкой профессионально, Гурьянов связал свою жизнь с андеграундным арт-миром, влившись в движение Тимура Новикова «Новые художники». Он участвовал в создании «Пиратского телевидения», прославившего Владислава Мамышева-Монро — у Гурьянова была своя спортивная рубрика «Спартакус». После смерти Цоя и распада «Кино» он окончательно связал свою жизнь с искусством, став почетным профессором новиковской Новой Академии изящных искусств. В 1993 году состоялась собственная выставка Гурьянова в Русском музее. Одновременно Гурьянов стал символом нового петербургского дендизма.

Рассказывает Алексей Вишня:

— Гурьянов жил на Будапештской, а я недалеко, в Московском районе, на улице Гагарина. И однажды я возвращался с женой домой, и Гурьянов тоже выходил из Парка Победы. И мы поздоровались, потому что раньше виделись в рок-клубе, и я сразу же пригласил его в гости. И он тут же приехал — остался с нами и поехал к нам. Так мы и познакомились. Это была осень 1985. Раньше он был очень скромный, давно, когда его еще звали Юра Гурьянов. Улыбчивый молодой человек, приятный, чувствовалось, что он далеко не из плохой семьи. Он не был гопником, он не был пьяницей, он не был неряшливым. Он был всегда одет с иголочки, в самое модное, самое чистое, самое выглаженное, самое светлое, самое изысканное.

— На его квартире в Купчине, где группа «Кино» порой репетировала, я не бывал, потому что в то время он чаще бывал у меня. Мы сводили «Группу крови», Густав присутствовал на всех сессиях. Он служил генератором настроения, каких-то стилистических идей. Цой очень внимательно относился ко всем его советам. Когда группе «Кино» необходимо было по части бас-гитары иметь четкую ритмическую математическую точность, Гурьянов брал в руки бас-гитару и играл рифы — в «Группе крови» на нескольких песнях. Он не просто барабанщик, он реально мог управлять процессом, если ты пишешь бас-гитару, а бас-гитара в музыке — самый основной инструмент, на него вся опора.

На барабанах Гурьянов сначала не умел играть. Цой-то его взял не как барабанщика. Они сначала стали друзьями, а потом Цой разрешил ему играть. Он научился. Он просто поставил «тройку» у себя в квартире и барабанил с утра и до вечера, ведь если барабанить шесть часов каждый день, научишься всяко. Не у каждого была такая возможность, а у него была, особенно когда «Кино» стало популярным. Страх вызова милиции, я думаю, его не особо беспокоил. Он был очень быстр и быстро сообразил, как все надо делать, и сделал. Ни шага в сторону, именно как надо.

Одно время они даже вдвоем с Африкой стучали. Зачем — непонятно, умножали даже бас-гитары, чтобы еще Андрея Крисанова поставить на сцену. Ну, это была компания друзей. Вообще это все, это было больше, чем музыка; эта дружба больше, чем музыка.

Густав играл на барабанах стоя, потому что сидящего барабанщика не видно. А Гурьянов был самый модный, у него была серьга, у единственного. И поскольку у него была серьга, ее было бы не видно, если бы он сидел.

Цой его очень любил как художника. Он увидел в нем художника сразу, еще до того, как Гурьянов стал играть с ним в одной группе, ведь Цой — сам художник. Они нашли общий язык. Он мог уехать из дома к Густаву и жить там, и ночевать. Это была отдушина.

Как Густав Гурьянов рисовал картины? Он покупал большой-большой белый холст, проецировал на стену слайд, потом обрисовывал, придумывал концепцию всей картины, а потом звал друзей, чтобы они ему, так сказать, вены прорисовывали и рисунки кожи на руках людей — делали проработку. И эти картины пользовались огромным спросом, и пользуются до сих пор. Они огромного размера, Гурьянова вообще Веласкесом называют, потому что Веласкес тоже любил такие огромные формы.

Густав был одновременно и музыкант, и художник — это было естественно для компании «Новые художники» Тимура Новикова и группы «Кино», которая дружила активно с этой группировкой. Это была целая группировка художников и музыкантов, откуда вышла группа «Новые композиторы». Это тоже художники, которые взяли в руки инструменты, точнее, магнитофоны. И Цой, и Гурьянов играл с ними, и Каспарян.

Это была, конечно, субкультура, очень плотная, не допускающая в свои круги извне никого вообще. То есть было сложно задружиться с ними, если ты не художник, а только музыкант. Более того, ты должен был быть не простым художником, обязательно не должен был быть академическим художником, художником, который рисует пейзажи или что-то еще немодное. Они первые начали неоромантизм, неоклассицизм… Я очень плохо разбираюсь в этих «измах». Я думаю, что это было амбивалентное влияние с музыкой: «Кино» тоже испытывало влияние «новых романтиков». Цой сам пел про «прогулку романтика», это слово было ключевым в его творчестве какое-то время, пока он не стал «ставить ногу на грудь».

Художники боготворили Цоя. Вокруг него-то как раз все и образовалось! Он был как раз такой, которого любят все, такая наша собственная звезда. Вокруг него были такие же люди, и они были группировкой. Они его и раскрутили, они начали клипы снимать. Это была очень активная молодежь, страшно модная, смотрящая на Запад всеми фибрами. И у них были люди, которые привозили им из-за границы новые кассеты.

— Это была супербогема, сверхбогема. Богема на богеме, богема в богеме. Ужасно обособленная структура. Но когда Цой выходил на сцену, он казался нормальным, обычным человеком, а за кулисами он превращался в богему. Наверное, это так положено в шоу-бизнесе: когда на тебя есть излишний спрос, уровень доставучести зашкаливает, это изо дня в день, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Тогда, наверное, формируются какие-то черты характера, свойственные вот такому образу жизни.

Конечно, они были единой монолитной командой, в которой никто не выделялся. Они очень ревностно относились к тому, что писали «Виктор Цой и группа „Кино“», а не просто «Группа „Кино“». Потому что каждый из них, по их собственному мнению, представлял самостоятельную ценность. Конечно, смерть Цоя скорректировала эти мнения.

Густав никогда не мог про Цоя ничего плохо сказать, никогда в жизни. Выпендриваться перед ним он мог запросто, но это были внутренние дела. Он был очень сложный человек, сложно контактный, в какой-то степени был проблемным, не самым легким человеком. Тяжелым. И наверняка Цою доставалась эта тяжесть. Но про него сказать плохо — никогда.

— Они все ориентировались на немцев. На немецкую поп-культуру начала 80-х годов. Эти группы вы даже не знаете и не узнаете никогда. Они предтечи всех, кто потом стал очень знаменитым, такие как Pet Shop Boys и Alphaville. Они считали, что это самый модняк, а еще Энди Уорхол и Дэвид Боуи. И все это было «номер 1», и все это было очень популярно, и на это ориентировались. Ориентир был не на секс, скорее всего, а именно на внешнюю сторону всего этого дела.

И только потом Цою понравилась героика, так как появились фильмы, Брюс Ли. Кстати, Брюс Ли умер в один день с Гурьяновым. Американские фильмы, в которых все герои — и Шварцнеггер, и Рокки — появились у них первыми, потому что приехала Джоанна Стингрей, привезла видеоплеер, кассеты с клипами. До Джоанны героизма не было вообще.

Они брали музыкальную традицию у, условно говоря, декадентских групп, брали героику из боевиков и фильмов с Брюсом Ли, и делали компиляцию. Вот так раз! — и получилось. Потому что сам Цой не был никаким декадентом, он был из нормальной семьи.

— Густав был абсолютный денди. Я уверен, что стилистически на «Кино» повлияли именно Тимур с Гурьяновым. Потому что все начали сразу же ходить, как Тимур с Гурьяновым, и все стали одеваться, как Тимур с Гурьяновым. Вот эти штаны хлопчатобумажные, все натуральное непременно, героически-боевое, удобное, свободное в движениях. Чтобы можно было ногу поднять на уровень подбородка за одну секунду, не думая. А до этого Цой ходил в белых рубашках с рюшечками.

Питерские художники сами одевались более ярко, они предпочитали более кислотные цвета, и даже ребята из «Новых композиторов», например, сделали однажды целую линейку для фирмы Naf Naf ярких рисуночков, то есть эти рисуночки были принтированы на фланели.

И вообще, понимаете, его тело, его античная фигура, пока он был еще молодой и здоровый. Густав очень любил наряжаться перед зеркалом, стоял по несколько часов: это наденет, так подвернет, так подвернет, посмотрит. «Ну как?» — спросит. По три часа мог. В «Пиратском телевидении» у Новикова у Густава был сюжетик о спорте — он был самый накачанный. Но это была исключительно эстетика. Если бы его интересовал спорт, он бы не умер так рано.

— После «Кино» Густав не остался в музыке, потому что не видел подходящего героя — лучше, чем Цой. Взять хотя бы выбор Каспаряна в пользу группы «Юпитер» — Гурьянов подвергал это глубокому сарказму. Поэтому он понимал, что для Каспаряна — это способ выжить, некий дауншифтинг. А Гурьянов хотел вперед, выше и не заниматься стилистическим дауншифтингом. А лучше Цоя не появилось до сих пор никого.

И Гурьянов уже знал, что делать. Он искусством занимался и во время «Кино». Просто это было не на таком важном месте в его жизни. Ему было легче всех, на самом деле: у него было больше денег, чем у всех, семья меньше, меньше обязательств: он никогда никого не кормил. Он просто сразу поехал в Европу, все-таки еще была информация, что лидер «Кино» погиб, а он был участник «Кино». Наверняка этот фактор ему как-то мог помочь в продвижении своего искусства.

— Он был далек от социальных сетей, он был далек от любой искусственности, он был приверженцем всего натурального, как в одежде, так и в общении. В этом вопросе он тоже был эстет. Он никогда бы не стал про себя ничего лишнего рассказывать.

Источник: lenta.ru/articles/2013/07/23/gustav/