ЗАЗ 968 Алюминиевый огурец

Мой пожизненный эцих с гвоздями.
Вот уже тринадцать лет я перекатываю его из гаража в гараж — то на верёвке, то на вилке, то на эвакуаторе. Расстояние, пройденное своим ходом в моих руках, мизерное — едва ли наберётся и две тысячи километров.
Цикл всегда один и тот же: я достаю из широких штанин из глубин гаража свой гнилитет, пробую его собрать, чтобы покататься от души, происходит что-то, что мешает доделать начатое — и в лучшем случае пытаюсь ехать на том, что вышло, но разочаровываюсь и убираю обратно в гараж, чтобы потом, когда настанут менее мрачные времена, начать сызнова. В худшем — не пытаюсь ехать вообще (впрочем, что тут лучше, а что хуже, надо ещё разобраться — вопрос дискуссионный).
Не первая моя машина, но самая одиозная, самая вызывающая и, пожалуй, одна из самых значимых. Мечта детства, с которой я не могу расстаться и поныне — да и никогда не смогу. Выловил её из подвала в садовом товариществе, где в течение примерно десяти лет она стояла, регулярно затапливаемая водой по самую крышу весной. Машине тогда было сорок, мне — пятнадцать. Купил потому, что искал именно такую — чистый 968 1972 года, ровно такой же, какой был у моего деда на протяжении без малого тридцати лет.
Конечно же, Запорожец этот ещё на момент покупки был в состоянии лютого ни на что не годного ведра — как минимум потому, что все агрегаты за годы подводного плавания намертво забились песком и цементом, стоявшим в том же подвале в открытых мешках. Но у него были нормальные оформляемые документы и решётка на морде, на фоне которых все недостатки (если мумифицированные мотор и коробку и гнилое насквозь дно можно назвать недостатками) я счёл просто досадными мелочами.
Постановка на учёт — отдельная длинная история о том, как школьник приобрёл Запорожец, в техпаспорте которого ещё в советские времена допустили ошибку и вместо двойки в номере кузова написали восьмёрку. Несколько месяцев я донимал инспекторов в местном МРЭО, пока наконец по моему заявлению не подняли архивы и не пересмотрели все документы за истёкшие три десятка лет. Битва окончилась безоговорочной капитуляцией ГИБДД, которой ничего не оставалось, кроме как выдать мне чистый свежий ПТС и новые номера. И это, в общем, единственное по-настоящему полезное дело, которое я сделал для машины.
Сам Гнилорожец нещадно портился руками всё того же школьника в попытках поставить его на нормальный (или хоть какой-нибудь) ход. Как и любой самоуверенный юноша, делал втупую напролом вместо того, чтобы вникнуть и разобраться как следует и взяться за дело не спеша. Как следствие — уложенные друг за другом по очереди мотор и коробка.
Потом было ещё многое. Машина пережила запил пружин и зажатие передней подвески путём внедрения короткоходных амортизаторов от ТАЗа, попытку ремонта кузова посредством услуг говорливого, но, как выяснилось позже, никудышного сварщика, который не решил старых проблем, но добавил новых. Была пересборка мотора и коробки (даже относительно нормальная, кстати говоря), на которых я не успел проехать ни километра — гараж с ними, приготовленными к установке, вскрыли, и всё унесли на металл. Сам автомобиль не укатили, думаю, только благодаря хитро закрывающимся воротам, которые так просто не открыть.
Позже была ещё одна пересборка, уже чуть лучше, даже с попытками установки нормальных рулевых тяг, шаровых и тормозов. Закончилась попытка скорым клином донорского мотора.
В предпоследней итерации бедолага, когда я уже отчаялся добиться успеха с родными МеМЗами, даже поносил и повозил мотор атшахи, который встал сами знаете как. Результат не впечатлил, процесс постройки Жигулей из Запорожца оказался не близок моему сердцу.
Несмотря кажущийся хтонический ужас, машина, тем не менее, обросла большим количеством вполне достойных элементов и аксессуаров, которые тщательно выискивались, приобретались и обменивались (и лучше бы с таким тщанием собиралась матчасть), как то белые ремни, цельнохромированные ровные бамперы, красный салон с белыми кантами, хромированные же поводки дворников и многие другие ценные артефакты, столь вожделенные строителями уретро-прожектов.
Финальным аккордом стала очередная пересборка перед самой армией, когда снова под капот инсталлировали МеМЗ. Гнилорожец даже повозил меня на работу и порадовал ну хоть какой-то ездой. Правда, подвеска и рулевое требовали новой переделки, которая была запланирована на потом.
Год был непростым, многое случилось. Вернулся домой морально опустошённым. Однако грела душу мысль о возобновлении великой стройки — очень много вдали от родных мест мечталось о том, как снова откроются двери гаража, и я займусь любимым делом, которое залечит раны на сердце.
Двери гаража открылись, и ран на сердце стало больше: за время моего отсутствия калитку опять вскрыли и на этот раз унесли всё, что открутилось: мотор, коробку, переднюю подвеску, левую дверь, крышку капота и даже водительское сиденье. Буквально остался только кузов и два задних колеса — и спасли, опять же, хитрые ворота.
Такой удар пережить было очень тяжело. Остатки (останки?) задвинул к задней стенке, завалил хламом по самую крышу, чтоб не видеть и не вспоминать, и ушёл на долгие пять лет.
Видеть не видел, но вспоминал часто.
Эта машина — не просто тот случай, когда "больше, чем машина". Это буквально отражение меня — то, как я рос, как вышел в большой мир из-за школьной парты, нашёл настоящих друзей, набил множество шишек и наделал кучу ошибок, но зато обрёл себя. Это та самая мечта, казалось бы, такая простая, но при этом вечнонеисполнимая. И желание наконец-то добиться своего не отпускало никогда — ни на день, ни на час.
Настал момент, когда в жизни снова случились перемены, и пришлось раскопать залежи в гробнице, чтобы извлечь оттуда живого мертвеца. Но не для того, чтобы распрощаться — нужно было освободить занимаемый гараж и передислоцироваться.
И я достал машину. Я её потрогал, я в ней посидел. Я в ней проехал, пусть сидя на корточках, когда сам Гнилорожец ехал на подкате — но то были сильные чувства, и радость от возвращения уже ушедших дней нахлынула и окатила с головой.
Тут я и понял, что пора. Взвесил все за и все против, избавился от лишнего, и не спеша начал. Опять.
Вряд ли в обозримом будущем что-то радикально изменится, но всё же любые движения, даже небольшие, лучше, чем пыльное забвение. Ничего не загадываю — тем более, что по нынешним временам загадывать что-то дальше, чем назавтра, бессмысленно, — но всё же робко надеюсь, что он успеет поехать ещё при моей жизни. И даже прилагаю к тому некоторые усилия.
P.S. Название "Алюминиевый огурец" было придумано всё в том же школьном возрасте, когда любые метафорические выражения приобретали какой-то особый глубинный смысл. Позже уже стал воспринимать его как очевидную глупость, однако сейчас при ретроспективном взгляде даже становится забавно от того, насколько точно я смог предвидеть, сам того не зная, свою жизнь на многие годы вперёд.
P.P.S. Бортовой журнал ведётся с самого первого дня и может послужить наглядным примером того, как делать не надо — по крайней мере, те записи, что датированы до 2016 года включительно.